Фрески Рафаэля - станцы Ватикана (1508-1514)

Римский период творчества Рафаэля (1508-1520)

Мир прекрасен, наш, земной мир! Таков лозунг всего искусства Возрождения. Человек только что открыл и вкусил красоту видимого мира, и он любуется ею как великолепнейшим зрелищем, созданным для радости глаз, для душевного восторга. Он сам часть этого мира, и потому он любуется в нем и самим собой. Радость созерцания земной красоты - это радость живительная, добрая. Дело художника - выявлять все полнее, все ярче гармонию мира и этим побеждать хаос, утверждать некий высший порядок, основа которого - мера, внутренняя необходимость, рождающая красоту. А для чего все это? Чтобы преподнести людям тот праздничный спектакль, которым они жаждут насладиться, открывая глаза на мир, но который выявляется в полном блеске только вдохновением художника. Эту задачу, величайшую задачу живописи Возрождения, за которую впервые взялись мастера треченто, завершил на заре чинквеченто Рафаэль.

В средневековых храмах роспись, мозаика или витражи как бы сливаются с архитектурой, создают вместе с ней то целое, которое должно вызывать у молящегося торжественное настроение. По своему расположению в них живописные композиции не всегда легкообозримы во всех деталях. Фотография дала нам возможность видеть эти композиции в различных аспектах, которые прежде часто оставались незамеченными. В романских или готических храмах люди средневековья подчас и не сознавали, что перед ними не только символы, не только условные образы, славящие идеалы их веры, но и произведения искусства. Роспись храма не представлялась им самостоятельным творением, на нее хорошо было смотреть под пение церковного хора, которое, как и сами своды храма с его высокими арками, уносило их воображение в мир мечтаний, утешительных надежд или суеверных страхов. И потому они не искали в этой росписи иллюзии реальности.

Живопись Возрождения обращена к зрителю. Как чудесные видения проходят перед его взором картины, в которых изображен мир, где царит гармония. Люди, пейзажи и предметы на них такие же, какие он видит вокруг себя, но они ярче, выразительнее, красивее. Иллюзия реальности полная, однако реальность, преображенная вдохновением художника, И любуется ею, одинаково восхищаясь прелестной детской головкой и суровей старческой головой, вовсе, быть может, не привлекательной в жизни. На стенах дворцов и соборов фрески часто пишутся на высоте человеческого глаза, а в композиции какая-нибудь фигура прямо глядит на зрителя, связывая его со всеми другими.

В переводе с итальянского слово «фреска» означает «свежий», «сырой». Это живопись по сырой штукатурке, т. е. в те короткие десятки минут, пока раствор еще не «схватился» и свободно впитывает краску. Такой раствор художники-монументалисты называют «спелым». Писать по нему нужно легко и свободно, а главное, как только художник почувствует, что ход кисти теряет плавность и она начинает «боронить», краска не впитывается, а намазывается, как бы «салит» стену, надо кончать работу: все равно краски уже не закрепятся. Поэтому фреска - один из самых трудоемких видов живописи, требующий величайшего творческого напряжения и собранности, но и дающий, как сказал старейший российский мастер стенописи Н. М. Чернышев, «часы несравненной радости». Фресковой росписью занимались многие великие мастера мировой живописи - Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, П. Веронезе, прославленные русские иконописцы Феофан Грек, Андрей Рублев, Дионисий, а среди художников нового времени - П. Пикассо, Ф. Леже, В. А. Фаворский. Они работали как в технике «а фреско» (т. е. по-сырому), так и способом «а секко» (т. е. по-сухому). Здесь живопись ведется по высохшей, уже твердой, известковой штукатурке, только вторично увлажненной, и красками, заранее смешанными с известью.

...Рафаэль - это завершение. Все его искусство предельно гармонично, дышит внутренним миром, и разум, самый высокий, соединяется в нем с человеколюбием и душевной чистотой. Его искусство, радостное и счастливое, выражает некую нравственную удовлетворенность, приятие жизни во всей ее полноте и даже обреченности. В отличие от Леонардо Рафаэль не томит нас своими тайнами, не сокрушает своим всевидением, а ласково приглашает насладиться земной красотой вместе с ним. За свою недолгою жизнь он успел выразить в живописи, вероятно, все, что мог, т. е. полное царство гармонии, красоты и добра.

Папа Юлий II был личностью колоритной и незаурядной, а роль его в истории тогдашней Европы - значительной. В сущности, он продолжил дело мрачной памяти папы Александра VI, хотя и был его всегдашним врагом - в попытках папы объединить Италию под властью римской курии. Этот первосвященник был нрава крутого и решительного. Несмотря на сан и на годы, он садился на коня и сам руководил папской армией в сражениях. «Долой варваров!» - таков был его боевой клич, причем под «варварами» он подразумевал испанцев и французов, грабивших и унижавших Италию. И клич этот, отзвук древнего Рима цезарей, воодушевлял итальянцев на борьбу в те немногие годы, когда казалось, что папская власть может создать единое и независимое итальянское государство. Папа завоевал Болонью, Перуджию и другие города, ранее не подчинявшиеся его воле. Политика его была не только смелой, но и гибкой. В борьбе с Венецианской республикой, население которой было тоже итальянским, он не погнушался вступить в союз с «варварами», т. е. с теми же испанцами и французами. Впрочем, как только Венеция была побеждена, он объединился с ней для борьбы против Франции.

Как и его предшественники, Юлий II ставил интересы Ватикана выше общенациональных интересов Италии. Недаром Макиавелли видел основное несчастье Италии в том, что церковь не обладала достаточной силой, чтобы объединить страну, но была достаточно сильной, чтобы помешать ее объединению не под своим главенством. И все же именно при папе Юлии II Рим стал крупнейшим политическим и культурным центром Италии.

Юлий II не был особенно тонкий ценителем искусства, но он понимал, что искусство может возродить былую славу вечного города и прославить его самого. Знаменитейшие архитекторы работают для него в Риме, и он призывает к себе на службу Микеланджело и молодого Рафаэля, прослышав о том, что Флоренция признала в них великих художников. При нем же начинается строительство собора Св. Петра.

В 1508 г. Рафаэль по приглашению папы Юлия II приезжает в Рим, и немедленно приступил к выполнению чрезвычайно почётного заказа - росписи парадных залов (станц) Ватикана. В Риме, где создано или собрано столько великих памятников искусства, Ватиканские фрески Рафаэля (1509-1511) производят одно из самых сильных и неотразимых впечатлений. В них раскрылся блестящий дар Рафаэля-монументалиста. В Станца делла Сеньятура находится одно из самых замечательных творений Рафаэля, представлявших четыре сферы человеческой деятельности:
- богословие - «Диспут, или Спор о Причастии»
- философию - «Афинская школа»
- поэзию - «Парнас»
- юриспруденцию - «Мудрость, Мера и Сила».

Также мастер изобразил на фресках соответствующие аллегорические фигуры, сцены на библейские и мифологические сюжеты. В этом величайшем шедевре гармонично сочетаются величие и изящество. Поэты, мудрецы, философы, богословы образуют сложные пространственные группы, размещенные среди величественных архитектурных декораций и пейзажа. Художник показывает мир, где человек величествен, мудр, уверен в себе. Рафаэль живописал мечту о совершенном человеке, свободном и благородном. На его фресках люди сильной воли и высокого достоинства. Художник предстает здесь как создатель героического стиля, прославляющего величие, грандиозность творимой им культуры.

Слева: Спор о Причастии. Рафаэль. 1514. Фреска. Ватикан.

Справа: Явление Св. Ап. Петра и Св. Ап. Павла или Встреча папы Льва I с Аттилой. Рафаэль. 1514. Фреска. Ватикан.

Собрание мудрецов классической древности («Афинская школа») соседствует с собранием отцов христианской церкви («Диспута»), этим соседством как бы являя два лика единой правды или торжество гуманизма в лоне Ватикана. Прошлое сливается с настоящим: философы античного мира беседуют перед сводами дворца в стиле Высокого Возрождения, и среди них, с краю, Рафаэль изобразил самого себя, а среди отцов церкви - художников и поэтов Италии: Данте, Фра Беато Анджелико, Браманте. Поэты классической древности общаются с поэтами Возрождения («Парнас»). Светскому и церковному законодательству воздается хвала («Юриспруденция»). В следующей станце изображается чудесное событие, относящееся к далекому прошлому, но папа, при этом присутствующий, - это сам Юлий II («Месса в Больсене»). И снова Юлий II является зрителю как олицетворение победы над иноземцами, дерзнувшими посягнуть на сокровища и на власть римской церкви («Изгнание Илиодора»). А в другой фреске - «Изведение Апостола Петра из темницы» - торжество света над мраком могло быть воспринято как надежда на освобождение от «варваров». Недаром о фресках Рафаэля было сказано, что они представляют собой подлинную эпопею Италии. Каждая фреска безупречно гармонирует с архитектурой покоев и в то же время является совершенно самостоятельным произведением. Переходя от одной к другой, зритель как бы присутствует на величественном представлении.

Слева: Пожар в Борго. Рафаэль. 1514. Фреска. Ватикан.

Справа: Парнас. Рафаэль. 1509-1510. Фреска. Ватикан.

Если бы мы даже не знали истории, никогда не слышали о папстве и о классической древности, о Парнасе и об апостоле Петре, эти фрески так же потрясли бы нас. Ибо содержание их - это величие человека, его духовная и физическая красота, полет его мысли, это мудрость и благородство, которые выявляются в чудесных образах, в расположении фигур, в силе, значительности, закономерности каждого жеста, каждого поворота головы, в гениальных сопоставлениях, в композиции, то возвышающейся до самых грандиозных достижений архитектуры, то плавно развертывающейся, как роскошная панорама, в некоей абсолютной непринужденности.

Это завершение того, что первым дал миру Леонардо да Винчи в «Тайной вечере». То, что у Леонардо было открытием, у Рафаэля - естественное бытие. И потому он как бы удесятеряет возможности искусства, которые Леонардо обеспечил своей миланской фреской.

Несмотря на то что ему никогда прежде не приходилось иметь дела ни с подобными размерами изображения, ни с подобной техникой, Рафаэль демонстрирует свое умение объединять огромное количество фигур в стройную, гармоничную композицию. В этом отношении его первая фреска «Афинская школа» до сих пор может служить высоким образцом этого жанра. В ряде последующих ватиканских фресок Рафаэль сумел добиться еще большей выразительности в передаче движения и более широкого спектра световых эффектов.